В уходящем году исполнилось шестьдесят лет британскому вторжению — именно столько времени прошло с момента, когда The Beatles впервые возглавили американские чарты и навсегда изменили музыкальную индустрию: британская музыка начала не просто звучать в мире, а диктовать свой ритм. За шесть десятилетий Соединенное Королевство подарило сцене рок-революционеров, поп-икон, электронных экспериментаторов и десятки других артистов, которые формировали вкус целых поколений. Как Британия превратилась в главного поставщика культурных потрясений? Чтобы понять это, «Акцент UK» встретился с музыковедом и лектором Анной Виленской и поговорил с ней о том, в чем секрет британского чуда, как его корни связаны с политикой, пуританством и скиффлом и почему музыкальная традиция живет не в академиях, а в полях.
— Повлияла ли британская музыка на развитие мировой классической культуры? Можно ли говорить о британском вторжении, и если да, то когда оно началось?
— Я бы разделила эти пункты, потому что у Британии сложилась, наверное, самая необычная ситуация с музыкой за всю мировую историю. У этой страны практически не было собственной классической традиции. Были буквально несколько авторов, что-то творивших, пока во Франции и Германии происходили невероятные музыкальные открытия. Но при этом во второй половине ХХ века Британия стала первой в мире по экспорту рок- и поп-музыки. Такое долгое вызревание, связанное с политическими событиями, в итоге вылилось в музыкальное чудо.
Почему у Британии не было мощной классической школы? Это было для меня настоящей загадкой. В определенный период мировой истории главными заказчиками музыки были монархи. От их воли и вкуса музыканты полностью зависели. Классическая музыка — слишком громоздкая система, чтобы ее мог поддерживать частный меценат. Французские монархи видели в музыке стратегическую ценность и выделяли на нее отдельные бюджеты. Британская монархия — нет. Более того, время от времени к власти приходили пуритане, для которых музыка и театр были злом. Один монарх мог сказать: «Давайте сделаем музыку как во Франции». Начинались попытки что-то развивать. Но, например, в результате революции к власти пришел пуританин Оливер Кромвель — и велел театры закрыть, актеров наказать. Пуританская вера запрещала музыку. Британии повезло в некоторых сферах: мореплавании, колонизации,— но с музыкой нет, монархи ее просто не одобряли.
Поэтому сегодня можно назвать лишь нескольких классических композиторов эпохи Возрождения и раннего барокко: Уильям Берд, Генри Перселл, Орландо Гиббонс, Георг Гендель (немец, работавший в Британии). Далее огромная брешь: в эпоху классицизма известных английских композиторов нет. Лишь в романтизме XIX–XX веков появляются несколько имен: Эдуард Элгар (у него, например, есть произведения, где он шифрует инициалы возлюбленных), Густав Холст, автор «Планет», а ближе к современности — Ральф Воан-Уильямс и Бенджамин Бриттен.
Теперь к ХХ веку и к року. Чтобы понять происходящее, нужно знать, что такое американская музыка первой половины ХХ века. США — бывшая британская колония и страна с историей рабства, то есть, с одной стороны, культурный плавильный котел, с другой — солянка музыкальных традиций со всего мира. Там рождается дерзкая эволюция — блюз. Это европейская гармония плюс африканская мелодическая традиция (в частности, культура йоруба). Получился синтетический африкано-европейский жанр. В 1920–1930-е годы блюз ускоряется и становится коммерческим — так появляется рок-н-ролл, музыка для движения. В это время продюсер Джерри Векслер замечает, что в США есть «белая музыка» и «цветная музыка». Чтобы привлечь белую аудиторию к музыке черных исполнителей, он вместо термина «race music» вводит название «ритм-энд-блюз» (rhythm and blues). С точки зрения музыковедения это некорректно, но людям было удобно. Рок-н-ролл в Америке долго оставался формальным — двенадцать блюзовых аккордов и простая хулиганская мелодия, веселый, разнузданный жанр, под который приятно дурачиться.
В Британии в это время послевоенное поколение беби-бумеров играет жанр скиффл, созданный на коленке в гараже, на инструментах из подручных материалов: вместо барабанной установки стиральная доска, вместо гитары — коробка из-под чая, на которую натянута струна. Собираются и играют, потому что безработица, нужно чем-то заниматься и куда-то энергию выплескивать. Особенно такое увлечение процветало в портовых городах. The Beatles начинали как скиффл-группа: ребята играли простую музыку и при этом красиво пели. Они казались рок-н-ролльными только потому, что пели быстро. Ошибкой было то, что их стиль приняли за рок-н-ролл — формально он им не был, там не было двенадцати блюзовых аккордов. Но по звуковому ощущению это напоминало американский стиль. И именно с этим звучанием Beatles приехали в США. Продюсер Эпштейн организовал им выступление. Талант Beatles был ключевым моментом, но американцев также потрясла их дикая по американским меркам музыка — рок-н-ролл с большим количеством аккордов. Хорошо слышно это в Can’t Buy Me Love: куплет — чистый рок-н-ролл, а в припеве вдруг появляются минорные аккорды, нетипичные для жанра. Америку это поразило и обогатило их привычный формат. Так началось британское вторжение.
— Что для вас значит британская музыка? С какой композиции началось ваше собственное британское вторжение?
— Для меня британская музыка — это Beatles и все, что последовало дальше: The Rolling Stones, The Who, Pink Floyd и множество других групп, которые уже имели репутацию свежих, смелых, экспериментальных. Британские музыканты начиная с Beatles подняли свою самооценку, поверили в эксперименты, потому что понимали: их услышат. Британская музыка для меня — это эксперименты, рок, музыкальная сложность. Моя любимая группа — Radiohead, я их изучаю и пишу о них книгу. Мне не важно, что они британские, я так не думаю, когда их слушаю. Но объективно они часть большой эволюции, начавшейся после Beatles. С какого трека началось мое личное британское вторжение, не знаю. Но Radiohead были в моем плейлисте всегда, со школьных лет.
— Почему именно Британия стала местом, откуда в мир вышли и классические новаторы, и рок-революционеры, и поп-иконы?
— С классическими новаторами все просто: их дали Италия, Франция, Германия. Британия была выключена из процесса. Но это не плохо, хороший композитор не обязан быть новатором. С поп-музыкой тоже понятно: поп подарила Америка — она сформировала музыкальный рынок раньше всех. Пока Европа воевала, США развивали индустрию. А вот рок — это Британия. В роке раскрылась их душа. При этом важно уточнить: Beatles — это не рок и даже не рок-н-ролл, я бы им вообще дала отдельное жанровое название. Люди часто делают ошибку, считая Beatles началом рока. Корректнее назвать их британским рок-н-роллом. Жанр рока в современном понимании появился в 1969 году после фестиваля «Вудсток» в США. Тогда стали издавать пластинки под новым словом «rock», а «n-roll» исчезло. Британия и в новом жанре сыграла роль. Pink Floyd стали новаторами в создании длинной медитативной импровизационной музыки на электрогитарах, сделав ее не скучной, а осмысленной. The Rolling Stones — хулиганы, противоположные аккуратным Beatles. Британия подарила Америке неряшливость, шершавость и свободу — то, что стало духовной основой рок-музыки.
— Вопрос по поводу образования — его наш главред задал Борису Гребенщикову, хотелось бы услышать ваше мнение. Почему в Британии музыкальное образование дорогое, а музыкантов так много? А в России оно было бесплатное, но развилась только классическая школа?
— Причина одна — политика Советского Союза и отсутствие свободного рынка. В СССР существовал госзаказ на музыку, и, чтобы его получить, нужно было вступить в Союз композиторов и ждать поручений, чаще связанных с академической музыкой. В сталинское время формируется запрос на соединение фольклора и академической музыки, чтобы создать новую советскую музыку, отражающую в том числе и образ Homo sovieticus (человека советского). Академическая музыка считалась высокой и правильной, а рок был символом загнивающего Запада. Известные музыканты, включая Бориса Борисовича (Гребенщикова), играли в подпольных клубах, как тот же легендарный Ленинградский рок-клуб. Майк Науменко из группы «Зоопарк» перепевал чисто блюзовый американский рок-н-ролл на русском, Гребенщиков уходил в авангардные эксперименты и баллады, где ему помогал его друг Сергей Курехин. Виктор Цой из группы «Кино» создавал минималистичные минорные зарисовки. При этом существовала и официальная эстрадная версия рок-н-ролла, государственно одобренная (у меня от этого факта волосы дыбом встают, я не могу себе этого представить). Например, какое-то время рок-н-ролл пела Жанна Агузарова. Музыкантам приходилось прятаться, согласовывать концерты, официально работать дворниками или кочегарами, чтобы их не посадили за тунеядство. Все это и сформировало специфическую музыкальную сцену в СССР.
— Почему в 1990-е, после распада СССР, не удалось наверстать это отставание от Запада?
— Потому что все держится на традиции, на опыте предыдущих поколений музыкантов, а не на академиях. Традиции в СССР не было. А в Британии она была. Когда Beatles сделали оркестровую композицию All You Need Is Love, у следующих поколений появилась мечта создать свой симфонический трек. Ее реализовали Radiohead (Fake Plastic Trees), Placebo (Kings of Medicine) и многие другие. Студия Abbey Road, записывавшая Beatles, с каждой новой записью накапливала опыт, инженеры и продюсеры могли предлагать новым музыкантам решения, основанные на предыдущих проектах. Это и есть традиция. В 1990-е в России рынок резко стал свободным, и хлынули попса, шансон, криминальные заказы. Музыкальный рынок был нестабильным. К 2010-м он начал стабилизироваться, но затем новая политическая эпоха снова вмешалась в музыкальную эволюцию.
— Многие музыканты, например из The Zombies, имели классическое образование. Какие черты британской классической музыки до сих пор слышны в современной культуре? Есть ли примеры, которые легко заметит обычный слушатель?
— Здесь важно уточнить, что как таковой отдельной британской классической музыки у нас нет. Есть старинная музыка, ранняя традиция — вероятно, вы имеете в виду именно ее. Например, использование небольшого электронного органа, который часто встречается у британских рок-музыкантов, можно в определенной степени связать с церковной традицией: орган, христианство, исторический контекст. Еще один элемент — индийский ситар. Его привнес в рок Джордж Харрисон, вдохновившись поездкой в Индию. А само путешествие стало возможным во многом потому, что Индия была британской колонией. То есть традиции здесь переплетаются исторически. Но вообще академическая музыка и рок — почти несовместимые жанры. Прямых черт классики мы в роке практически не услышим, если только рок-музыкант сам не является фанатом академической музыки. Например, музыкант из группы Muse использует такие элементы. В песне Plug In Baby вступление — переработанная цитата из «Токкаты и фуги ре минор» Иоганна Себастьяна Баха. В Butterflies and Hurricanes есть фрагмент для фортепиано, стилизованный под Рахманинова, одного из его любимых композиторов. Но это исключительно личная инициатива автора.
Еще один пример — британский композитор Джонни Гринвуд, автор музыки к фильмам Пола Томаса Андерсона. Его любимый композитор — Оливье Мессиан, и влияние Мессиана слышно почти во всех работах Гринвуда: он использует не цитаты, а характерные лады Мессиана и его формулы — последовательности звуков. Но Гринвуд — исключение. Это редкий случай, когда рок-музыкант действительно любит академическую музыку и сознательно переносит ее в свой жанр. Если такой тяги нет, следов классики мы, как правило, не услышим, жанры слишком разные.
— Во время войны классическая музыка по Би-би-си была инструментом, который поднимал дух и объединял нацию. Мог ли рок 1960-х выполнять похожую терапевтическую роль? В чем, по-вашему, его особенность?
— Здесь действительно все очень интересно. Во время Второй мировой войны Би-би-си была самым продвинутым, технологичным и авангардным в использовании и подборе репертуара музыкальным каналом. Но там были некоторые аномалии. Я смотрела подробно все программы: Пятая симфония Бетховена стала абсолютным хитом военного времени. Почему — не совсем понятно, но если разобраться, то ее структура действительно производит резонанс на физическом уровне. Основной мотив повторяется настойчиво, словно сталкивается с ударами судьбы, опускается вниз, замирает, потом звучит снова. Это музыка сопротивления, преодоления. Люди могли воспринимать ее как источник внутренней силы перед трудностями. Если переносить это на рок-музыку, можно найти определенные параллели.
Рок и поп — внешне похожие жанры, их роднит форма, состав участников группы, организация музыкальных слоев. Но если говорить строго, то они различаются по намерению. Поп-музыка строится так, чтобы нравиться максимально широкой аудитории: в ней нет ничего раздражающего, все направлено на комфортное прослушивание. Рок — наоборот. Создатель рок-композиции сознательно или подсознательно выбирает такие средства выразительности, которые вначале отталкивают слушателя, вызывают ощущение ударной волны, делают музыку «некрасивой». Например, перегруз гитары — на физическом уровне это рваный, шероховатый звук, он раздражает, будоражит. Визуальный образ рок-музыкантов тоже работает на эффект. Вспомним эпатажный грим Kiss, бунтарскую манеру The Rolling Stones, вызывающее поведение Beatles на ранних концертах, когда они спокойно ели бутерброды или обменивались фразами прямо на сцене — по меркам 1960-х это было вопиюще. Многое в роке построено на эффекте отталкивания: странный звук, странная форма, странный внешний вид, непривычная подача. Даже крик в некоторых рок-композициях — вспомним Linkin Park — работает так же: он некрасивый, но эмоционально оголенный, честный. И вот здесь возникает терапевтический момент. Психологически рок дает людям ощущение освобождения от идеально правильного, выверенного мира. Он снимает напряжение своей нереальностью, своей грязью и эмоциональной правдой. Он будоражит, заставляет почувствовать энергию, гнев, протест. Чем это не аналог того, что люди находили в Бетховене, только другими средствами?
В эпоху застоя, когда все вокруг казалось правильным, аккуратным и предсказуемым (вспомним образ американских жен 1950-х: идеальные бигуди, идеальные улыбки), рок открывал выход в другую реальность — неприветливую, грубую, но искреннюю. Я думаю, именно это и стало его механизмом эмоциональной поддержки, своего рода реакцией на идеальность, попыткой сбросить маску и выйти в честное, пусть и громкое, пространство.
— В поп-музыке Британия почти всегда первая. В феврале 1964-го Beatles ворвались в американский эфир. Как композитор как вы объясняете массовое сумасшествие по поводу их ранних хитов?
— Давайте действительно разберем этот самый сложный раздел про Beatles. Имелась совокупность факторов, которые позволили им стать успешными на американской сцене. Первое — они уже были опытной группой. Репертуар, который они исполняли в Британии и в Гамбурге, где долго выступали в барах и придорожных кафе, был очень разнообразным: песни разных континентов, латиноамериканские хиты вроде Besame Mucho, рок-н-ролл, блюз, британский фолк. Они впитали разные стили, освоили ритмы, научились работать с широким спектром музыкальных красок. У них был огромный исполнительский багаж. Второе — юность, свежесть, харизма, спетость и сыгранность, молодость как энергия. Джорджу Харрисону даже не было восемнадцати, продюсеру приходилось договариваться с его родителями, чтобы его выпустили за границу в Америку. Молодость всегда притягивает. Третье — их внешний вид. Сначала они выступали в обычной, даже слегка хулиганской одежде. Но затем по совету продюсера перешли к классическим костюмам. Возникал эффектный диссонанс: молодые люди в строгих костюмах, отлично подстриженные — и при этом играют бодрую, хулиганскую музыку. Это производило сильное впечатление. Четвертое — контраст с американской сценой. Я против бессмысленных экспериментов, но один эксперимент рекомендую всем: послушайте американский чарт 1963 года полностью. Он настолько однообразный, что от скуки можно уснуть. И на этом фоне Beatles были глотком свежего воздуха. Их музыка звучала необычно: по форме вроде бы рок-н-ролл, но по гармонии гораздо сложнее, богаче, с неожиданными ритмами, яркая и пестрая, как ковер. Пятое — в их первом альбоме большинство песен были не авторскими, а перепевками. Это всегда работает: людям приятно слышать знакомый материал в новой интерпретации. Шестое — умение Beatles писать музыку, которая эмоционально совпадает со словами. Например, в Yesterday минорная мелодия поднимается — звучит тоска, затем мажорная линия мягко опускается — словно музыка сама себя утешает. Все музыкальные решения там не случайны, в них есть драматургия даже без текста. Это означает, что музыка написана талантливо. Они не рассуждали об этом аналитически, просто были очень одаренными, и их музыка сама становилась повествованием. И последнее: битломания в первоначальном виде продлилась недолго. Эта первая волна, о которой мы говорим, заняла всего около трех лет. Они появились, выстрелили, стали мировым феноменом. А потом — бороды, Индия, эксперименты, поиск новых форм. Мы говорим о коротком фейерверке, а не о десятилетии, задавшем стиль. Их первое появление — это таран, которым они пробили американскую сцену. А дальше уже через эту пробоину стали возникать новые жанры и направления.
— Назовите трех британских музыкантов — из классики, рока и поп-музыки,— которых, по-вашему, можно считать феноменом.
— Из классики — Уильям Берд. В отличие от многих других композиторов, о которых мы говорили, он писал удивительно эмоциональную музыку. Это старинная музыка, но если ее включить сегодня, то она захватит внимание любого слушателя. Не нужно знать английский язык, эмоциональный смысл понятен сразу. Она звучит неожиданно современно. И сам Берд — очень интересная и позитивная историческая фигура. В рок-музыке абсолютный феномен — Radiohead. Им удалось соединить сложность академической музыки с формой рок-композиции. Достаточно послушать Everything in Its Right Place (2000), которой они открыли новое тысячелетие. Она до сих пор звучит так, будто написана вчера: реверсивный вокал Тома Йорка, как будто звучащий задом наперед, необычные синтезаторные тембры, почти космическая звуковая палитра. При этом драматургия построена на ощущении недосказанности: последовательности из трех аккордов постоянно повторяются, но одного аккорда как будто не хватает. И когда в конце их наконец начинает хватать, возникает чувство удивительной правильности — не радости и не печали, а внутреннего совпадения. Это редкое ощущение.
И наверное, нужно отметить британский феномен в киноиндустрии. Невозможно не упомянуть Джона Уильямса — композитора, написавшего музыку к трем первым фильмам о Гарри Поттере, фильму «Один дома», «Звездным войнам». Он словно объединил весь опыт романтической оркестровой традиции — Брамса, Чайковского,— смешал, взболтал и создал яркие, индивидуальные, запоминающиеся оркестровые сюиты, пышные, профессиональные и волшебные.
— Какие произведения можно считать культовыми? Что стало настоящим кодом британской культуры?
— Я бы не сказала, что существует какой-то единый код британской культуры. Так же, как нет единого кода немецкой, французской или русской. В период расцвета определенного направления в музыке действительно появляются приемы и штампы, которые композиторы перенимают друг у друга, и нам кажется, что это некое общее культурное ДНК. Но это лишь условность. В имперской культуре особенно сложно выделить единый код: империя по определению объединяет множество традиций.
Если говорить о культовых произведениях, то у Густава Холста это, безусловно, «Планеты», их часто исполняют, цитируют, гуглят. У Генри Перселла — знаменитая Music for a While. У Beatles — Yellow Submarine. У Rolling Stones — Paint It Black, первый в истории США громкий хит с абсолютно ровным ритмом без синкоп. У Radiohead — Everything in Its Right Place.
— Какая ваша любимая рождественская мелодия или песня?
— Мне нравится Silent Night. У меня своеобразная любовь-ненависть к песне All I Want For Christmas Is You Мэрайи Кэри. Она сделана странно: много гармонических ошибок, и каждый раз, когда я ее слышу, у меня дергается глаз. Но одновременно она настолько навязчива, что крутится в голове часами. Может быть, в этом и есть ее секрет. Из рождественского мне особенно близко все, что связано с балетом «Щелкунчик» Чайковского, в особенности чудесный «Танец феи Драже» с челестой. И конечно, саундтреки Джона Уильямса к «Гарри Поттеру» и «Один дома» — там тоже звучит челеста, и они мгновенно создают праздничное настроение.
