Лейбористы начали активно пополнять бюджет страны за счет налогообложения бизнеса и богатых иностранцев. Новое правительство повысило налоги на доходы, увеличило размер МРОТ и ужесточило требования к работодателям в части защиты интересов сотрудников. Кроме того, анонсированное в прошлом году изменение условий режима рез-нон-дом, которое вступит в силу в апреле текущего года, уже обернулось потерями для британского бюджета: богатейшие люди покидают страну в поисках более лояльных юрисдикций. Что происходит с британской экономикой? Какие меры необходимы для улучшения инвестклимата в стране? Куда инвестировать, чтобы заработать? Почему рисковые стратегии потеряли свою привлекательность? Сможет ли Китай заменить США и стать новым экономическим партнером Британии? На эти и другие вопросы в интервью «Коммерсанту UK» ответил Андрей Мовчан, специалист по инвестициям, основатель группы компаний по управлению инвестициями Movchan’s Group.
— Насколько глубок экономический кризис в Британии и какие факторы его обусловили? Почему темпы роста экономических показателей минимальны?
— Британская экономика — это классическая развитая экономика наших дней, несущая в себе социалистические черты. Четыре основных свойства таких экономик (и британской тоже) — доминирующая позиция сервисных индустрий, большая доля ВВП у госсектора, большая доля налогов в ВВП и стабильная убыточность госбюджета, сопровождающаяся ростом государственного долга. Все эти черты характеры для любой развитой экономики мира, за исключением каких-то специфических и небольших стран, таких как, например, Кипр, Люксембург, Ирландия, Сингапур. Все монстры ХХ века, которые раньше считались наиболее успешными, живут примерно так.
Можно примерно обозначить экономическое место Британии в мире. ВВП страны составляет порядка 3–4 трлн долларов. Это примерно как у Индии, где живет намного больше людей, и в полтора раза больше, чем в Канаде, где население вдвое меньше, чем в Британии. На человека это составляет примерно 49,5 тыс. долларов. В США — 82–83 тыс. долларов на человека, во Франции — около 44 тыс. долларов. С доковидных времен ВВП вырос в США на 12%, в Канаде — примерно на 8%, в странах ЕС — в среднем на 5%, а в Британии он увеличился только на 3,3%. Британская экономика в ковид плохо сработала, и последние пять лет экономическая активность растет медленно, менее 1,5% в год. В 2023–2024 годах была рецессия, чуть больше 1% роста ожидается в 2025 году, но это меньше, чем в 2024-м. На 2026 год прогноз будет примерно такой же, динамики нет. Эти показатели хуже, чем в странах еврозоны в целом, и в 2,5 раза хуже, чем в США. Я уже не беру такие страны, как Китай. Такая большая разница с США обусловлена различными факторами, в первую очередь продуктивностью — эффективностью экономических процессов. Британия находится на нижней границе рейтинга стран с высокой производительностью. Продуктивность сотрудника в час в США составляет 97 долларов, в Германии — 94, во Франции — 88. А в Британии сотрудник в среднем вырабатывает 79 долларов в час — столько же, сколько в Италии. Сегодня в Британии продуктивность ниже, чем в 2020 году, и всего лишь на 3% выше, чем в 2008 году (до кризиса). То есть за семнадцать лет появились новые отрасли, технологии, искусственный интеллект, а в старой доброй Англии продуктивность выросла всего на 3%...
Индустриальный ВВП Великобритании складывается в основном из сектора услуг (80%), на финансовые, консалтинговые и другие подобные сервисы приходится всего 30% (что выше среднего по развитым странам). Британия сравнительно давно утратила статус производственной экономики: доля промышленного производства в ВВП сократилась до 8%, причем занятость в промышленности относительно высока, около 10% трудовых ресурсов. Это свидетельствует о низком уровне автоматизации и эффективности в промышленности, что не удивительно: Британия проигрывает конкуренцию за привлечение производственных бизнесов за счет тяжелого регулирования и высокого налогообложения, и потому инвестиции в развитие производств не идут. Но даже если бы случилось чудо и какие-то факторы сделали бы Британию привлекательной для промышленных инвестиций, следующей проблемой бизнесменов стал бы поиск рабочей силы: коэффициент участия в трудовых ресурсах в Британии составляет около 75%, в то время как в США — лишь 60%. Это значительная разница. В США выше производительность труда и остается пространство для расширения рабочей силы за счет возвращения людей на рынок и развитой иммиграции — как высокопроизводительной (специалистов, бизнесменов), так и дешевых трудовых ресурсов, прежде всего серых и нелегальных мигрантов. В то же время в Британии при уровне безработицы около 4% трудовые ресурсы фактически исчерпаны. Только в STEM (science, tech, engineering, mathematics) Британия официально нуждается примерно в 1 млн работников.
Восполнить эту нехватку в следующем поколении не получится: коэффициент рождаемости (fertility rate) в Британии равен 1,57. Для того чтобы родить ребенка, нужны двое — мужчина и женщина. Средний показатель 1,5 ребенка на женщину означает, что каждое новое поколение оказывается на одну четверть меньше предыдущего. Текущая конфигурация иммиграции (особенно после «Брексита»), увы, не способствует экономическому развитию. Из страны уезжают ученые (во многих других странах им платят больше), бизнесмены и просто богатые люди (исход миллионеров из Британии уже принял характер массового бегства), специалисты. Притекает в основном население экономически менее дееспособное, чем местные жители. Самые неэффективные экономически — нелегальные мигранты, но и среди легальных тоже достаточно большое количество экономически менее дееспособного населения. На него надо тратить государственные ресурсы (деньги, сервисы), и теоретически можно было бы, наверное, построить программу трудовой интеграции этих иммиграционных потоков, но программы такой нет, правительство сосредоточено на вопросах контроля и социального обеспечения, а не на вопросе эффективности иммиграции в экономическом плане.
Внутренний спрос на сервисы в достаточной степени ограничен, и стимулировать его очень сложно: в экспорте сервисов Британия сейчас сталкивается с мощной конкуренцией; такая ситуация приводит к стагнации доходов. По данным статистики, с 2016 года реальные доходы населения выросли всего на 3%, что в свою очередь ведет к снижению потребления и слабой уверенности потребителя в будущем (consumer confidence index). Если принять значение индекса потребительских ожиданий в 2017 году за ноль, то сегодня индекс показывает минус 20%, и если текущий тренд сохранится, за следующие десять лет он может потерять ещё 20%. В среднем потребители считают, что далее ситуация будет хуже, чем сейчас. А когда люди не уверены в завтрашнем дне, они сокращают потребление и увеличивают вложения за пределами Великобритании. Это наглядно подтверждает индекс FTSE, который с 2007 года вырос всего на 13%, и то в номинальном выражении. Инфляция за пятнадцать лет съела намного больше, то есть в реальном выражении стоимость акций упала. То же самое происходит с ценами на недвижимость с докризисных времен, когда фунт стоил 2 доллара: стоимость недвижимости в долларах упала в среднем на 25–30% за это время. Совокупная инвестиционная позиция Великобритании сегодня составляет минус 1 трлн фунтов — именно столько средств британские инвестиционные агенты вывели за рубеж. Только представьте, как бы расцвела экономика, если бы эти денежные потоки обратились вспять!
И это тоже одна из причин стагнации. И естественно, когда частный бизнес стагнирует, выводит свои инвестиции за границу, в современных развитых экономиках государство старается заполнить эту нишу. Поэтому государство в Британии сегодня тратит 45% ВВП (на родине европейского социализма, в Швеции, государственные расходы составляют 47%). При этом за 2024 год расходы домохозяйств выросли на 0,7%, а расходы государства — на 2%. То есть эта цифра растет опережающими темпами и, возможно, в 2025 году составит 46% от ВВП. Для сравнения: в более развитой американской экономике государственные расходы составляют 36% ВВП — и при этом проблема дефицита бюджета все равно существует.
Жизнь, казалось бы, требует проведения реальных реформ. Но надо сказать, что в текущей ситуации даже продумать и придумать эффективные реформы было бы очень непросто, и, разумеется, их проведение было бы сопряжено с временным ухудшением экономической ситуации. В государстве, где жесткая конкуренция партий за власть сочетается с частыми выборами, политики просто не могут себе позволить тратить время на разработку реформ и вызывать недовольство начальным этапом их воплощения. Поэтому уже много лет тактикой власти в Британии является затыкание дыр увеличением государственных расходов за счет увеличения налогообложения богатых (на самом деле растут налоги практически у всех) и увеличения долга. Такой подход лишает бизнес и население мотивации к развитию: чем больше государство проникает в экономику, замещая частный сектор, тем меньше у бизнеса мотивации развиваться и расти. Как видите, это и следствие глубоких, во многом исторически сложившихся проблем, которые усугубляются нехваткой трудовых ресурсов, низкой рождаемостью и слабой подготовкой квалифицированных кадров, и следствие политической структуры страны. Прибавьте к этому долг к ВВП в размере 83,5%, госдолг домохозяйств — 120% к ВВП, публичного сектора — 100% к ВВП. Это весомая нагрузка. Британия оказалась в середине эшелона развитых стран по стоимости обслуживания долга — более 3% от ВВП. В результате в 2023–2024 годах падает и чистый экспорт, и объем создания новых производств.
Резюмирую: Британия находится в ловушке поздней развитой экономики, и по многим параметрам королевство ближе к так называемым проблемным странам Южной Европы. И, конечно, она сильно отстает от США по всем параметрам.
— Что необходимо сделать, чтобы улучшить инвестклимат и помочь бизнесу развиваться?
— В первую очередь нужно снизить регулирование, упростить приток квалифицированной рабочей силы, ввести льготное налогообложение, создать более привлекательные условия для привлечения иностранного капитала. Но пока государственная политика направлена на обратное. Около 15% бизнесов уже не справляются с увеличением налоговой нагрузки. Идет отток капитала: за последние годы порядка 20% миллионеров покинули Британию.
— Что сейчас происходит в американо-британских отношениях? Повлияют ли они на экономическое сотрудничество двух стран? Сможет ли Китай заменить США как экономический партнер?
— Отношения Британии и США с точки зрения политического нарратива — это отношения стратегических партнеров и старых союзников. Хотя, как показывает практика, когда доходило до дела, американцы совершенно не рвались поддерживать Соединенное Королевство, делали это поздно и плохо (никто не вспоминает про такие мелочи, как длительный отказ США помогать Британии во Второй мировой войне). До января этого года статус-кво сохранялся, однако с приходом новой администрации в США изменился политический нарратив.
Но нас волнует не он, а экономическая реальность, которая заключается в том, что США является ключевым торговым партнером Британии (25% торгового оборота). США поставляет сюда 25% топлива (треть от общего объема нефти и газа), которое Британия закупает в мире, 10% машин и механизмов. Британия поставляет в Штаты химию (продукты переработки углеводородов), 15% машин и механизмов (это 1% от британского ВВП). Британская фармацевтическая индустрия производит каждую третью таблетку, импортируемую на американский рынок (33% импорта лекарств). Хотя британская автомобильная индустрия переживает не лучшие времена, 18% американского импорта автомобилей — это Британия. Разорвать отношения для Британии практически невозможно: где еще Британия получит столько нефти и газа, куда направит свой сбыт? Китаю это не нужно: во-первых, у него есть альтернативные поставщики, во-вторых, импортировать такие товары из Британии ему невыгодно логистически, в-третьих, в самом Китае достаточно собственных перерабатывающих мощностей. Америка же может легко разорвать этот цикл, сменив поставщиков: рынок биржевых товаров совершенно открыт, США неважно, кому их продавать.
Но ключевым в отношениях Британии и США остаются не товары, а услуги. Британия имеет дефицит в товарной торговле на уровне около 8% ВВП, но почти не испытывает конечного внешнеторгового дефицита (менее 1% ВВП), поскольку активно экспортирует в США сервисы — консалтинг, управление, финансы, интеллектуальную собственность, страхование. По сути, США — основной покупатель британских услуг: ежегодно Британия продает туда сервисов на 120 млрд долларов больше, чем покупает. Если завтра США введут запрет или ограничения на закупку этих услуг, Британия сразу же столкнется с торговым дефицитом в размере 7% ВВП — фактически с тяжелым экономическим кризисом. В этом смысле она критически зависима от США. Поэтому, как бы ни критиковали Дональда Трампа или любую другую американскую администрацию, Британия будет вынуждена поддерживать эти отношения.
— Насколько справедливо мнение, что Великобритания утрачивает статус одного из ведущих финансовых центров мира из-за «Брекcита» и смены политического курса? Какие долгосрочные последствия вы видите?
— Я не думаю, что «Брексит» — ключевая причина снижения роли Британии как финансового центра. В мире много финансовых хабов, которые не входят в ЕС,— Шанхай, Нью-Йорк, Кипр. Сейчас мир с точки зрения финансов глобален, и финансы будут проходить через те центры, в которых себестоимость ниже, регулирование более свободно и просто, есть лучший доступ к трудовым ресурсам. И в этом смысле Британия проигрывает как раз потому, что регулирование здесь становится все хуже и тяжелее по сравнению с американским, сингапурским, по сравнению с Эмиратами и Карибскими островами. Для того чтобы получить лицензию в Британии, нужно потратить значительно больше сил и времени, чем, скажем, на Кипре или Сингапуре. И вот эти проблемы, конечно, играют большую роль. Себестоимость услуг относительно других финансовых центров намного больше из-за высоких налогов и стоимости жизни в Лондоне. Нанять сотрудника в Лондоне значительно дороже, чем, например, в Юго-Восточной Азии. На самом деле можно найти человека где угодно, и торговать через любой финансовый центр.
FCA (Financial Conduct Authority), к сожалению, имеет сейчас печальную репутацию. Мы слышали классические истории про брокеров, у которых отнимали лицензии, потому что фискальным органам показалось, будто были допущены ошибки при работе с клиентами. В итоге два года клиенты этого брокера не могли забрать свои деньги. Это плохо характеризует финансовый климат. Плюс британцы активно включились во все санкционные процессы. Например, в отличие от США, они не давали времени клиентам выводить деньги, когда под санкции попадала какая-то брокерская компания. Все это учитывается инвесторами. Они могут не говорить о проблемах публично, но будут обходить этот финансовый центр стороной.
— В прошлом году вы советовали держать деньги в депозитах. Сейчас инфляция замедляется, а ставки могут пойти вниз. Как стоит переоценить стратегию?
— Не может быть универсального совета держать деньги на депозите. Я говорил это для тех, кто очень консервативен и не хочет брать на себя никакие риски. Потому что тогда возник уникальный момент, когда депозиты стали удобным способом консервативного инвестирования: из-за инфляции они приносили достаточно высокие проценты. При этом в мире всегда существует широкий набор надежных продуктов, приносящих лучшие, чем депозиты, доходы. Консервативные продукты нашей компании сработали лучше депозитов за прошлый год, дали от 1–2 до 4–5% дополнительно к ставкам депозитов. Но простому инвестору, который не хочет никому отдавать деньги, хочет управлять сам, сложно было бы побить депозит за последнее время, не инвестируя в рискованные рынки, в акции например. Сейчас ситуация не так сильно изменилась, на самом деле, потому что облигации, которые традиционно были лучшей альтернативой депозитам, стоят очень дорого, а спреды к безрисковым облигациям очень низкие. Возможно, сейчас имеет смысл вместо депозитов покупать безрисковые долларовые облигации с хеджированием, например, к фунту (легко организовать через фьючерс на валюту). Сейчас такой переходный период, когда безрисковые и слаборисковые облигации являются лучшим вариантом, чем депозит. Время каких-то рискованных облигаций, на мой взгляд, пока не пришло, если только вы не готовы отдать ваши деньги специалисту. Я думаю, что если депозит в этом году будет приносить 3–3,5%, безрисковые облигации — 4–4,5%, то специалист может сделать 6–7% годовых. Но тогда нужно выбрать для себя хорошего управляющего и довериться ему.
— Какой процент портфеля следует отводить под альтернативные инвестиции в 2025 году?
— Здесь есть некоторый парадокс. Есть большое количество исследований на тему случайности в результатах инвестирования в зависимости от уровня риска. Все они говорят, что когда ваша ожидаемая доходность превышает примерно 5–10% годовых в долларах, то доля случайности возрастает очень быстро. В рискованных стратегиях, какие бы хорошие специалисты ими ни занимались, доля случайности очень высокая. Поэтому когда клиенты спрашивают, почему мы занимаемся только консервативными стратегиями, то мы им отвечаем: «Мы за вас в казино играть не хотим. В казино вы можете поиграть сами». А когда речь идет о том, чтобы квалифицированно, стабильно получать 6–8% годовых, там действительно нужно искусство управляющего, потому что без него непрофессиональный инвестор если и будет получать такие проценты, то с очень высокой волатильностью, иногда много проигрывая.
Что касается самого термина — альтернативные инвестиции бывают разные; хедж-фонды и недвижимость тоже считаются альтернативными инвестициями, но это область профессионального управления, тут точно надо доверять профессионалам. А вот если кто-то к вам приходит и предлагает поуправлять какими-нибудь рискованными инвестициями в криптовалютах, не верьте. Лучше вы сделаете это сами, потому что это случайный процесс, вы точно так же бросите дротик в стену и получите какой-то результат.
Commodities (сырьевые товары) — это практически непредсказуемые товары с высокой степенью волатильности. Портфелями с сommodities не умеют управлять ни частные клиенты, ни профессиональные управляющие. Макрофонды, ориентированные на сommodities, имеют гигантскую волатильность и диспропорциональную доходность. И тот факт, что нефть или золото росли в цене и вы много на этом заработали, ничего не говорит ни о возможности прогнозирования их движения, ни о будущем ваших портфелей. Для этого не нужно быть умным и умелым, вы просто попали в тренд. Вам повезло. Поэтому сырьевые продукты я вообще бы не рассматривал.
Мое глубокое убеждение, что недвижимость — это рынок профессиональных игроков. Частное лицо на рынке недвижимости не может нормально зарабатывать, если только ему крупно не повезет в какой-то момент. Поэтому если вы хотите инвестировать туда, ищите профессиональных игроков, способных правильно оценивать рынок. Недвижимость — актив неликвидный: можно сильно ошибиться и оказаться в безвыходной ситуации.
Хедж-фонды — огромный и очень разнообразный мир, есть много хороших и много плохих, их надо уметь выбирать. Работая с хорошо подобранным портфелем хедж-фондов, вы можете получать на 2–3% в год в среднем больше, чем если вы создадите консервативные портфели из акций и облигаций. Тем более хедж-фонды будут привлекательны сейчас: в 2025 году акции не обещают ничего хорошего. Рынок явно начал задумываться об уровне своей стоимости и корректироваться, особенно в связи с тем, что происходит в США, а у облигаций, как я уже говорил, низкая премия за риск. Поэтому здесь нужно быть очень осторожным — могут и ставки пойти вниз, а премия за риск резко возрастет, и вы останетесь в убытках. Я все свои деньги держу в наших хедж-фондах. Моя практика показывает, что это эффективный способ работы на рынке.
— В Великобритании обсуждается возможность более жесткого регулирования криптовалют. Как вы относитесь к цифровым активам? Какие сценарии вы видите для рынка в ближайшие три года и пять лет?
— Я считаю, что криптовалюта — это не валюта и никогда ею не будет. Криптовалюта, как оказалось в процессе развития всего этого рынка, ближе всего к золоту или серебру, то есть к активам, сохраняющим стоимость. Пока биткоин сложно назвать активом, который сохраняет стоимость, потому что он невероятно волатильный, но, видимо, со временем у него есть шанс стать более стабильным и превратиться в такое цифровое золото. В принципе, сейчас уже из 22 млн биткоинов на рынке есть 19 млн. Запас постепенно уменьшается, возникает ограничение по объемам, и рынок стабилизируется. Непонятно, какой будет стоимость биткоина, но, скорее всего, она тоже стабилизируется. В нем, возможно, будут держать часть своих активов крупные инвесторы — возможно, даже государственные.
Проблема криптовалют здесь будет заключаться в том, что, например, золото и серебро натурально ограничены в конкуренции, на рынке нет двадцати пяти вариантов золота и серебра, как и других металлов или активов, которые могли бы их эффективно заменить, а криптовалюты можно создавать новые, и это большая угроза для сохранения стоимости. Пока биткоин доминирует на этом рынке, хотя есть еще, наверное, пять других популярных валют, но что будет дальше, неизвестно. Зато криптовалюты приобретают дополнительные полезные свойства, как, например, Solana. На платформах криптовалют первого уровня можно строить криптовалюты второго уровня. Система становится сложной, разветвленной и занимает определенное место в мировой экосистеме. И если центральные банки начнут хранить в них резервы (как и в золоте, где единственный большой игрок на рынке — центральные банки), стоимость криптовалют тоже будет модулироваться ими. Какие есть риски? Первый громадный риск — налогообложение. Всегда есть соблазн ввести повышенное налогообложение на такое баловство, как криптовалюты, например налог на доходы в размере 50%, НДС и так далее. Государству же нужно откуда-то извлекать деньги. Оно обложило налогом казино, в том числе и выигрыши, и получило огромные доходы. Почему не считать, что криптовалюты — это такое же азартное развлечение? Второе — это регулирование. Действительно, в каком-то смысле внутри криптовалют рассчитываться легче, чем внутри банка. Но и это можно достаточно быстро прекратить. Что происходит позитивного с точки зрения стоимости криптовалюты? Идет институционализация: возникают ETF, которыми торгуют организации, секьюритизация криптовалюты в фиатном мире, с ней можно теперь работать через многие банки.
И тем не менее говорить о надежности крипты как способа хранения нельзя даже без учета описанных рисков. Например, золото, несмотря на то что золотой стандарт используется человечеством тысячи лет, в 1980–1990-е годы падало в цене в два и три раза, и ничто не могло его сдвинуть обратно. Или серебро в Средние века играло огромную роль — даже страну Аргентину в честь него назвали,— а сейчас в этот драгметалл никто особенно не инвестирует. От таких поворотов криптовалюта совершенно не застрахована, и оснований думать, что она более надежная, чем золото и серебро, пока нет.
— Как вы оцениваете финансовую политику Рейчел Ривз и правительства лейбористов в целом?
— Прошло немного времени, пока рано делать громкие заявления и обвинять политику лейбористов в неэффективности. Вполне возможно, что готовятся какие-то долгосрочные меры, о которых нам ничего еще не известно. В целом я слышу риторику файн-тюнинга, мелких действий. Много времени лейбористы посвятили рассказам о том, какие плохие были консерваторы. При этом при них самих ничего не меняется к лучшему, я не вижу реальных сокращений бюджета за счет устранения неэффективности. Пожалуй, впервые я услышал об увеличении эффективности, когда зашел разговор о сокращении одного из уровней управления NHS. Но во что это выльется, пока непонятно. На мой взгляд, это абсолютно декоративная политика, сопровождающаяся ростом дефицита и налогов и минимального размера оплаты труда, усилением защиты прав трудящихся, что негативно отражается на бизнесе. Ликвидация режима рез-нон-дом — глупая мера, если учесть, что адекватной замены ему не предложили. Возможно, вернуться к самым льготным режимам рез-нон-дома, которые существовали до этого, было бы правильным для развития британской экономики. Правильно было бы создать серии программ для предпринимателей, владельцев бизнесов, для тех, кто хочет что-то развивать. Тогда бы можно было говорить об эффективном развитии британской экономики. И конечно, параллельно нужно думать о развязывании зависимости от США. Штаты непредсказуемы. У них теперь период замыкания внутрь себя, они будут решать свои внутренние проблемы, в том числе за счет всех своих международных связей. Нельзя на них так полагаться, как раньше.
К сожалению, у нынешней власти я вижу попытки разрушить даже такие области экономики, которые были стабильными. Например, ввели НДС на обучение в частных школах, что фактически приведет к снижению качества образования для многих студентов, и британских, и иностранных. Снижение доли ВВП частных школ (сейчас она составляет 1%, это серьезный бизнес) — удар по всей системе. И никто не будет ждать, когда британцы одумаются: нишу займут европейцы, швейцарцы, американцы и китайцы. Очень недальновидно. Второй важный вопрос — сколько людей уже затронула новая политика в области наследования земли? Что будет происходить с землей: станет ли она обрабатываться лучше или хуже и насколько в этих условиях Британия сможет сохранить продовольственную независимость? Никто пока не готов признать, что зеленые инициативы лейбористов оказывают негативное влияние на экономику (в США это уже осознали). Но они имеют далеко идущие последствия: сокращают рабочие места и ставят под угрозу энергобезопасность. Чем меньше страна производит собственный газ и использует источники энергии, которые можно накапливать, сглаживая колебания цен, тем сильнее возрастает ее зависимость от иностранных поставок. Для Британии это серьезный риск.
— Какие шаги вы бы предприняли, окажись сами на посту министра финансов?
— Одного поста министра финансов в этой ситуации недостаточно. А что вы можете сделать, когда рядом огромное количество других чиновников, которые проводят свою политику? Тут необходим либо харизматичный лидер страны, не боящийся говорить неприятную правду населению и мыслящий стратегически, или доминирующая в популярности партия, имеющая мандат на десятилетие. В смысле реформ, наверное, я посмотрел бы на то хорошее, что сейчас делает команда республиканцев в Америке, резко отсекая все плохое. Не нужно брать оттуда и революционную, и дискриминационную риторику и попытки отменить какие-то либеральные ценности (это Британии не нужно), но жесткая ревизия эффективности расходов, закрытие многих неэффективных программ, внутренняя переориентация на поддержку и производителей, и сервисов, этическая сторона энергетической безопасности, отказ от лозунгов, разрушающих экономику, и переход к прагматизму перенять стоит. Фокусироваться на своей экономике, на ее внутренней безопасности, на уменьшении зависимости от других стран. Привлекать инвестиции, создавать льготные налоговые программы, изменения, совершенствовать налоговую логику. Не должно быть ситуации, когда налоги разрушают мотивацию к производству. Сегодня приоритетом становится перераспределение налогов от богатых в пользу бедных, так что последним просто можно не работать, не участвовать в процессе производства. Это неправильная логика. Нужно собирать такое количество налогов с богатых, чтобы дать мотивацию богатым развивать производство. Тогда и у бедных будет много денег, потому что они будут работать на этих производствах. Я очень грубо говорю, сейчас эти модели, конечно, намного сложнее, но они есть, и ими можно пользоваться.
Давайте сделаем Британию страной процветающей экономики. Для этого нужно привлечь сюда инвестиции, инвесторов. Их привлекать можно только благоприятным налоговым климатом и стабильностью экономических законов — невозможно каждые четыре года менять их корпус. Так люди не будут приезжать, даже если предложить им двадцатипятилетние льготы: они будут понимать, что через два года все отменят. Так не сработает.
